Глупо, да и неактуально уже как-то писать о том, что жизнь бешено несется, и при том - несется не мимо меня, как это всегда было раньше, а настоящим вихрем - мне навстречу.
События не успевают сменять друг друга, не говоря уже о том, что я не успеваю о событиях этих писать. На это просто не хватает сил, да и слов подчас.

А ведь за последнюю неделю случилось столько всего!

В среду, уже ровно неделю назад, было выступление. Да-да, то самое выступление, к которому мы так готовились, и котором я, разумеется, здесь не написала ни слова... Даже странно, что я обошла тему эту стороной, ведь, если подумать, дневник мой когда-то начинался именно с описаний наших бесконечных и таких мучительных репетиций. Сейчас все, конечно, изменилось, и репетиции эти (а ведь в сущности, что изменилось с прошлого года?) перестали быть мне в тягость. Я много писала об этом в своем маленьком (теперь неимоверно гумбертовском) дневничке. В нем я, в отличие от этого дневника, пишу постоянно, и, на самом деле, было бы полезным время от времени перепечатывать сюда те колкости и дурости, которыми я беспрестанно мараю его странички... а-то слишком уж пугающе огромной кажется мне та бездна, что разделяет сейчас мое личное и публичное.
А еще в среду был один из самых волшебных вечеров, которые когда-либо случались, такой, о котором я никогда не смогу написать - сегодня я окончательно поняла это. Такое можно только изобразить в сложной комбинации слов, жестов, взглядов, вздохов, попытаться разыграть в лицах, поминутно вспоминая все то, что было... но для этого нужно немало постараться. По-другому - никак. Все то, что витало в воздухе никак не хочет складываться в слова.

В пятницу было коллективное поедание трофейного тортика, привезенного в среду с выступления, приправленного щепоткой братства и единства.
И тут меня вновь подводит мой словарный запас...но если бы вы только знали, как же я люблю их всех, как же смертельно привязалась я за эти ничтожные недели к их глупым шуткам и бессмысленным песням. Когда поют все, трудно молчать, и я, кажется, уже выучила все наизусть.
Пятничным вечером приключился еще один инцидент, в коем были замешаны: ключ, дверь, родители, кот, снег и еще много-много маленьких, незаметных личностей. Самой примечательной из них, разумеется, был кот (мокрый, лохматый, с умными, голодными глазами - мое альтерэго), который теперь знает обо мне все - даже больше, чем мой младший дневничок.

Выходные отчего-то выдались насыщенными, хотя и обошлись без всяких гумбертовских во мне переживаний.
В субботу мной была написана одна из самых позорных моих олимпиад - сочинение по литературе. Не вспоминайте мне этого, никогда не вспоминайте! Ведь я тогда я была далеко не в самом подходящем расположении духа для того, чтобы в приличных, стилистически оправданных и разумных выражениях рассуждать о судьбах народов и прочей глобальной чепухе, которую я была обязана разглядеть в небольшом чеховском рассказике, который мне нужно было "проанализировать". Если бы только там давали призы за сумбур, несуразицу и истеричность выражений... я взяла бы все награды, не сомневайтесь.

А в воскресенье я снова, во второй раз, была на "Монте Кристо", и все (немногие, я думаю) мюзикломаны, которые сейчас читают это, разумеется, поняли весь тот восторг, что заключается в этих словах.